Французы в Спасске

Николай МАРЯНИН,

краевед.

Фюзейе ещё не исполнилось и 19 лет, когда 13 января 1813 года он был взят в плен в госпитале прусского города Данциг (сейчас это Гданьск в Польше). Русская армия тогда уже преследовала французов за пределами России. Но только десять месяцев спустя, 28 ноября, пленного французского хирурга доставили в Казань и вместе с ещё восемью офицерами и тремя солдатами отправили на поселение в уездный Спасск. Фюзейе записал в дневнике, что этот город расположен на берегу маленькой речушки, которая впадает в Волгу. Сам Спасск он обрисовал в виде квадрата, одна из сторон которого «смотрит на реку». Здесь находился особняк управляющего соляным рудником и несколько частных домов. Противоположная сторона города «смотрит на тюрьму», за которой расположились гумна. С третьей стороны, обращённой к церкви, стоял дом городничего. Четвёртую образовали два ряда домов: первый слева - дом Глазатова, самого богатого человека в городе, направо - дом коменданта крепости, а дальше шли дома помощника городничего, хирурга и местной знати.

Спасск процветал главным образом благодаря торговле мукой и рыбой, а также сюда со всей округи свозили холст, мёд и воск. Все эти товары по воде отправляли в другие города. Осенью к городу стаями набегали зайцы, которых ловили сетками. Фюзейе подчеркнул, что сами русские зайцев не ели, зато продавали их пленным французам по пятаку за разделанного или «за три су в шкурке». После таяния снегов в эти места слетались утки, дикие гуси, бекасы, дрозды, синицы и множество других птиц. Базар бывал здесь один раз в неделю - по воскресеньям, а ярмарок не было вообще. И ещё одну достопримечательность отметил Фюзейе - в городе имелся большой винный склад.

Когда французов привезли в Спасск, городничего на месте не оказалось. Его помощник Фёдор Иванович временно поселил пленных на краю города, в трёх домах в самом бедном квартале. В помещения сходились на кормёжку свиньи, куры и коровы, и французы «в этих омерзительных хижинах» страдали от жары и «зловония экскрементов, которые оставляли животные». Спать пришлось вперемежку со свиньями и поросятами, а куры ночевали под печкой. По нескольку раз в день французы ходили узнавать, не вернулся ли городничий, и однажды встретили там исправника, отставного полковника, который пригласил их к себе на завтрак. Так как был пост, гостям подали рыбный пирог, что их совсем не порадовало. Под эту закуску французы распили с хозяином бутылку водки, причём, все пили из одного стакана.

Слух о приёме иностранцев исправником быстро облетел город. Вскоре уже комендант крепости пригласил французов к себе, угостил несколькими стаканчиками водки и заявил, что теперь надо посетить господина Глазатова, его зятя. Здесь уже гостям подали множество угощений на любой вкус. После этого все местные дворяне начали наперебой приглашать французов в гости, заставляли отведать множество крепких настоек, иногда даже жареную курицу или дичь. На стол подавались серый хлеб, две салфетки, чтобы вытирать пальцы, железные вилки с ножами, два больших графина с настойками и опять же на всех один стакан…

Городничий объявился в Спасске только в первые дни января 1814 года. Он не понимал ни слова по-французски, но просьбу переселить пленных в более пристойные помещения понял. А когда десятский доложил, что не знает, где найти дома лучше, городничий схватил подчинённого за бороду и «принялся дубасить его кулаками, особенно по голове». После этого дома быстро нашлись. Но и они оказались без дымоходов, и чтобы не мучить больше городничего, французы сняли жильё за свой счёт.

Меж тем наступил февраль и очень сильные холода, мороз достигал 32-33 градусов. Фюзейе писал в дневнике, что когда выходил из дома, то не разбирал дороги, казалось, что глаза его леденеют. На рынке он был не в состоянии отсчитать медь - так мороз сковывал пальцы. К концу марта холода ослабели, но гулять по городу для французов было ещё невозможно.

Однажды Фюзейе увидел у местного хирурга Кирилла несколько трудов по медицине и попросил дать их почитать, но тот грубо отказал, видимо, опасаясь конкуренции. Тогда француз решил отомстить и начал бесплатно лечить спасских больных, страдающих офтальмией и язвой. Очень скоро он приобрёл такую широкую известность, что к французу начали приходить больные даже из Симбирской губернии. По воскресеньям очередь была настолько велика, что до полудня ему не выдавалось минуты, чтобы позавтракать. Начали приглашать к себе и дворяне, особенно хозяин винного склада, который часто болел. Он позволял французу читать московские газеты, из которых Фюзейе с болью узнавал о победах русской армии на пути к Парижу.

Помещики из соседних деревень тоже приглашали безотказного врача в свои усадьбы. Городничий не позволял Фюзейе удаляться на большие расстояния, и если случалось уезжать «за 25-30 лье» (это больше 100 километров), за ним высылали экипаж или кого-нибудь верхом на лошади. Но когда француз вылечил его сына, который чуть было не потерял зрение, городничий стал закрывать глаза на отлучки пленного хирурга. Когда же командировок не было, Фюзейе каждый день с пяти утра до восьми вечера делал перевязки и выписывал рецепты для отправки их в Казань, ближе фармацевта не было.

К этому времени он начал понемногу избавляться от нищеты, несмотря на твёрдое намерение не брать платы за лечение. Крепостные крестьяне несли французу яйца, масло, мёд, уток, гусей, кур, вольные предлагали холст и муку, а дворяне дарили деньги. На попытки отказаться ему говорили: «Не отказывайтесь от подношений своих больных, ведь как только они вылечатся, вы их больше не увидите». К тому же, люди бывали недовольны, когда врач отказывался от их подношений, полагая, что он не хочет их лечить. Пришлось смириться и всё же принимать подарки, которыми Фюзейе щедро делился с товарищами по плену. Имя Дезире местному люду казалось слишком диковинным, и Фюзейе стал зваться Иван Иванович, или просто Жан-Жан.

В первых числах мая до Спасска дошла весть о вступлении русских в Париж, и французы заговорили о скором возвращении на родину. Каждый день они ждали казанскую почту, надеясь, что придёт приказ об их отправке домой. Время шло, уже были эвакуированы пленные из Симбирска, но только 18 июня городничий Спасска получил наконец приказ отослать французов в Казань. Узнав эту новость, Фюзейе не мог сдержать радости и испустил громкий вопль, а из глаз его полились обильные слёзы. Французы начали плясать, подпрыгивать и горячо обниматься. Затем они сходили к городничему и поблагодарили его за заботу во время ссылки, подчеркнув, что своим вниманием он облегчил пленникам тягость тоски и злосчастья... Расчувствованный городничий кинулся всех обнимать, а потом напоил пуншем и чаем. Продолжили пир уже дома с ветчиной, которую прислал французскому врачу Иван Дмитриевич Кларевка.

А вечером французы решили устроить большой праздник. Повару Оливье и солдату Журдансу поручили накупить пива, сахара и водки. Посреди двора накрыли стол и водили вокруг него хороводы, распевая и крича: «Да здравствует Франция! Да здравствует Россия!» Город был во власти слухов, на шум сбежались жители Спасска и близлежащих деревень. Вскоре вся улица заполнилась народом, людей беспокоила водка, которую французы залили в огромную, не меньше ведра, миску и подожгли. Пламя разгорелось так хорошо, что вокруг начали опасаться, как бы не случился пожар. Но в этот вечер не было ни малейшего ветерка, и небо было без единого облачка. Французов кольцом окружили дворяне, за ними стояли вольные и крепостные крестьяне, кто-то взобрался на соседние крыши, чтобы получше всё разглядеть.

Сначала пили пиво, а когда из водки получилась жжёнка, французы наполнили стаканы и пригласили дворян и своих друзей подойти поближе и чокнуться с ними, что все с удовольствием и сделали. Песен уже больше не пели, потому что накричались до хрипоты. Хозяин винного склада то и дело отзывал Фюзейе в сторону и горячо уговаривал остаться в России. «Как вы можете мне это предлагать, видя, с какой радостью мы возвращаемся к нашим семьям?» - отвечал ему француз. Миновала полночь, ведро жжёнки было выпито, и захмелевшие дворяне, пригласив иностранцев на завтра в гости, стали разъезжаться по домам. А французы отправились гулять по городу и обошли все улицы, натужно распевая разные куплеты. Спать улеглись, уже не будучи в состоянии ни говорить, ни двигаться, неимоверно уставшие от танцев и криков.

На следующее утро главной заботой французов было напечь хлеба и закупить на рынке всё, что могло потребоваться в пути до Казани. А после обеда начались обещанные визиты к самым почётным людям Спасска. Следуя традиции, пришлось опять отведать немало крепких напитков, поэтому спать в этот день легли рано. А утром 20 июня Фюзейе был приглашён на завтрак к городничему, где присутствовал и хозяин винного склада. Они вдвоём ещё раз попытались уговорить талантливого врача задержаться в городе: «Оставайтесь, вы завоевали наше доверие. Можете не сомневаться, что очень скоро вы здесь наверняка разбогатеете». Но усилия их были тщетны, от всех предложений и обещаний француз отказался, тем не менее хозяева дружески обняли его при расставании.

Экипажи прибыли к 10 часам, иностранцы погрузили вещи и тронулись по направлению к Казани. На отъезд сбежалась посмотреть огромная толпа, можно было подумать, что так торжественно прощаются с городом не военнопленные французы, а какие-нибудь столичные вельможи. Фюзейе уезжал из Спасска с добрыми чувствами, записав в свой походный дневник комплимент уездному городу: «Не без удовольствия мы можем тешить себя тем, что нам выпало счастье жить в одном из лучших районов России, судя по отчётам французов, расквартированных в других губерниях». Да и сами они оставили хорошие впечатления у жителей Спасска, за исключением разве что хирурга Кирилла, который после отъезда Фюзейе отказался наносить визиты к тем, кто бывал у французского врача на приёме. В Казань французов привезли 22 ноября. В городе шумно праздновали победу над Наполеоном, звучали орудийные залпы, все улицы сияли огнями, то и дело раздавались возгласы: «Париж взят!» У французов, конечно же, это вызывало горькие чувства, и Фюзейе записал в дневнике: «В Спасске нам ни разу не довелось испытать столь неприятных впечатлений. И с каким сожалением мы будем вспоминать этот город, пока не покинем Россию!»

Записки врача наполеоновской армии пролежали в его домашнем архиве почти двести лет. Лишь в 1991 году праправнук Р.Фюзейе издал их во Франции под названием «Дневник русского плена 1812-1814», затем было ещё одно переиздание в 2004-ом. А русский перевод опубликовал петербургский журнал «Лепта». Вот как прокомментировал содержание дневника своего предка его праправнук в предисловии к французскому изданию: «Дезире признаёт, что счёл бы естественным и даже справедливым, если бы с ними обходились более сурово, к чему были готовы все его товарищи, как и он сам… Франция, слывшая наследницей Просветительства, повела себя недостойно; «примитивная», отсталая и дикая в глазах большинства французов Россия проявила куда больше человечности».

На снимке: обложка книги Д.Фюзейе, изданной во Франции в 2004 г.